Психотерапия научила ее многому – осознавать свои чувства, успокаиваться, когда наседают родственники. Но сделать решительный шаг все равно было нелегко. Как удалось сепарироваться и начать жить свою жизнь?
Из поездки Женя возвращалась усталая, но заряженная новыми впечатлениями и новыми планами. Однако чем ближе она подходила к дому, тем сильнее наползало привычное уныние.
Там, в отпуске, все было другим, и она была другой, а теперь снова становится прежней, и снова начнется то же самое: безрадостные пробуждения, никакого свободного времени для себя, необходимость постоянно выслушивать маму, когда ей только захочется поделиться чем-то увиденным по телевизору или новостями из детского сада (маму, которая отлично знает все болевые точки старшей дочери и не лишает себя удовольствия по ним пройтись), быть на подхвате, когда сестре с мужем захочется провести день без детей…
Женя позвонила, потом открыла дверь своим ключом: так и есть, мама наверняка у Олеси. Женя оставила в прихожей чемодан на колесиках, прошла через коридор в большую комнату и взглянула на себя в большое зеркало (интересно, почему у нее в комнате никогда не было зеркала?).
Из зеркала на нее смотрела загорелая, крепкая и, как она сейчас поняла, красивая женщина. Почему она считала себя некрасивой, сравнивая с матерью и сестрой? Ведь у нее совершенно другой тип внешности! Только зря себя уродовала по их наущению короткой стрижкой: вот сейчас волосы отросли, и нос оказался совсем не таким уж большим…
Это наблюдение насчет носа взбодрило Женю: она не такая, как прежде, значит, и действовать должна не так, как прежде! Она вернулась к своей комнате и деловито осмотрела дверь.
— Щеколда, — сказала она вслух. — Или задвижка. В чем разница? Нет, лучше щеколда…
Запереть дверь. Что может быть проще!
И вот, наконец, на сцене появилась щеколда… Ну то есть не сама по себе: сначала Женя зашла в хозяйственный магазин и долго присматривалась к самым разным задвижкам. Когда продавщица спросила, не может ли она чем-нибудь помочь, Женя так смутилась, что купила совершенно ненужную лампочку-миньон.
Во второй раз она попросила показать наждачные шкурки и глубокомысленно сказала, что еще уточнит, какая ей нужна. Зато в третий раз она расхрабрилась и направилась прямиком к той щеколде, которую приглядела еще в первое посещение.
И, как будто после этого все стало легко, позвонила по телефону фирмы, оказывающей мелкие бытовые услуги.
— А по вечерам вы работаете?
— Да, до двадцати трех часов.
— Хорошо, тогда на субботу…
В субботу мама уйдет со своими подругами в театр. Когда она собиралась туда, у нее никогда не болели ноги. И вообще, здоровье улучшалось чудесным образом. Даже гололед не пугал.
Мастер, усатый и неразговорчивый, управился удивительно быстро: уложился в полчаса. Все остальное время Женя терзалась ожиданием мамы. То бралась за чтение давно скачанной книги, то включала музыку, то выключала… разве что не бегала по потолку!
«Нет, так не годится. Сяду-ка я поудобнее… Ноги стоят на полу твердо…» По мере совершения ставшего привычным ритуала осознавания себя в своем теле она становилась все спокойнее и расслаблялась. Вот и спать захотелось. Пожалуй, ничего страшного, если она подремлет до прихода мамы…
Протопав босыми ногами по полу, Женя задвинула на двери щеколду. Это было так непривычно! Наверное, она еще какое-то время будет забывать закрываться… «Ничего, привыкну», — сказала себе Женя и выключила свет. Так уютно… так дремотно…
Тебя ни на секунду нельзя оставить одну…
Бум! Бум! Бум! Жене приснилось, что она в средневековом замке, в ворота которого враги стучат стенобитным орудием. Ах да, это же мама! Женю подбросило на кровати. Но нет, надо собраться с духом и говорить спокойно и разумно.
— Женя, Женя! У тебя дверь заклинило? Почему она не открывается?
— Потому что я заперлась. Подожди, открою.
Когда Женя шла к двери, ей казалось, что она готова ко всему. Но когда она открыла дверь и встретилась лицом к лицу с пылающей гневом мамой, вся готовность куда-то улетучилась. Глаза у мамы были красные, щеки тоже раскраснелись. Она словно помолодела? стала снова такой, какой привыкла ее видеть девочка Женя, когда получала двойки или задерживалась по дороге из школы.
— Женя! Что ты себе позволяешь? Что это за фокусы, я тебя спрашиваю?
Мама подергала защелку, словно собираясь вырвать ее голыми пальцами, но защелка держалась крепко. Мастер не напрасно взял деньги! Прочность металла словно передалась Жене.
— Это не фокусы, мама. Это моя комната. Я взрослый человек, я здесь живу и имею право никого не впускать, если не хочу.
— Да? — мама презрительно прищурилась. — И чем же таким ты собираешься заниматься у себя в комнате?
— Чем хочу. Я совершеннолетняя. Имею право. И еще имею право никому об этом не сообщать.
Жене показалось, что она выиграла этот раунд, что мама сейчас развернется, обдаст ее презрительным взглядом и уйдет. Но не тут-то было.
— Это ты имеешь право? Ты ни на что здесь не имеешь права! К твоему сведению, это все еще моя квартира! Да! Заведи свою квартиру, тогда дырявь двери сколько вздумается! Ну это же надо, тебя ни на секунду нельзя оставить одну, ни на секунду… Ты как маленькая, обязательно выкинешь какую-нибудь глупость…
Женя не возражала: переносить материнскую ругань было проще, чем что-то делать в ответ. И чувство вины еще шевелилось где-то глубоко в душе. Но, по крайней мере, она напоминала себе, что это чувство вины внушила ей мама. Она больше не плакала, не уговаривала маму перестать. И мама, не получая привычной реакции, свернула свои причитания раньше, чем обычно.
Буркнула с горьким недоумением: «Ну и вечер, как будто и в театре не была», и ушла к себе. Женя подумала, закрыться на задвижку или нет, и все-таки закрылась. Это действие требовало усилия воли… Ничего, скоро оно станет привычным.
Ты что себе позволяешь!
На следующий день, когда Женя пришла с работы, задвижка была на месте. Однако сразу же запиликал ее мобильник. В трубке бился голос сестры:
— Женька, ты что себе позволяешь? Мама у меня, она плачет целый день! Как ты можешь выживать ее из квартиры?
Слушая сестру, которая старалась побыстрей усовестить ее и сообщить ей, какая она плохая, Женя мысленно считала до десяти. Потом до двадцати… Сестра иссякла на тридцати восьми. И тогда Женя сказала — так спокойно, как только могла:
— Задвижка останется на месте.
Олеся поперхнулась.
— Женя, ты слышала, что я сказала? Мама не хочет возвращаться, пока не исправишь все как было.
— Если маме приятнее жить у тебя, я не могу ей мешать.
— Но она не может! — В голосе сестры звучало недоумение: разговор явно пошел не по накатанным рельсам. — У нас тесно. Ты же знаешь, у меня муж, дети…
— А у меня нет ни мужа, ни детей. Ни друзей, ни комнаты, куда никто не мог бы войти без моего разрешения. У меня есть только работа, куда я…
Связь прервалась: сестра положила трубку. И это было на руку Жене, потому что она не удержалась от рыданий.
Она плакала и понимала, что огромный кусок жизни потратила на угождение людям, которые совершенно с ней не считаются. Сколько времени еще уйдет на то, чтобы научиться жить самостоятельно, быть самой собой? И сколько трудностей ожидает на этом пути?
Это были мучительные слезы — но уже не слезы безнадежности. Отплакавшись, Женя зашла на сайт, предлагавший квартиры под съем. Гм, оказывается, за однушку в десяти минутах ходьбы от ее офиса просят не так уж дорого!
Женя прислушалась к своему организму: стучит ли сердце? Нет. Переезд ее не пугал. Ну… если честно, все-таки пугал. Но страхи — это нормально, это она твердо усвоила. Ничего настолько пугающего, что она не смогла бы проработать с терапевтом.
Давай пригласим риелтора
Мама вернулась. С видом вдовствующей королевы она пыталась наказывать строптивую дочь молчанием, но, не дождавшись слез и раскаяния, заговорила первой:
— Знаешь, Женя, с тех пор как я ушла из дома, я многое передумала. Я поняла, что ты в самом деле уже совсем взрослая… взрослая женщина, которой, наверное, надоело жить со старухой. Если ты так со мной обращаешься, лучше нам разъехаться. Давай пригласим риелтора…
«Да!» — Женя и подумать не могла, что все сложится так хорошо! Но тут же спохватилась: выражение радости могло заставить маму отказаться от своего намерения. Поэтому она постаралась подыграть:
— Мамочка! Зачем риелтора? Не надо! Не обижайся на меня, я не хотела!
Как же неприятно оказалось играть саму себя прежнюю, слабенькую и запуганную! И, кажется, не слишком хорошо это получилось: ведь Женя — не артистка. Но для мамы и этой не слишком искусной игры оказалось достаточно:
— Нет, я так решила, не спорь. Ты вечно сидишь в интернете, вот возьми и найди приличную риелторскую фирму. Только учти, я проверю, чтобы это не оказались жулики!
Ко времени визита риелтора из фирмы, которая двадцать лет успешно проработала на рынке, в квартире появились еще и Олеся с мужем. С лицами, выражающими суровую подозрительность, они ходили за маленькой приветливой женщиной в сером брючном костюме, которая с улыбкой сообщила, что разменять квартиру на двухкомнатную в этом районе и однокомнатную на окраине не представляет ни малейшей трудности. И у нее даже есть подходящие варианты…
— А какая площадь однокомнатной? А если с доплатой? — донимала риелтора Женя заготовленными заранее вопросами.
Я просто сниму квартиру
Лица родственников из суровых превращались постепенно в недоумевающие, а потом и в недовольные: кажется, до них дошло, что план приструнить строптивую обратился против них. Когда за риелтором захлопнулась дверь, мама сказала неожиданно вежливо:
— Девочка моя, мы обе погорячились. Я поняла, что я на тебя уже совсем не сержусь. Можешь даже оставить защелку на двери…
— Ты же это не всерьез, правда? — приступила к Жене сестра. — Как ты обращаешься со своей семьей? А вдруг мама окончательно сляжет? Она что, не имеет права спокойно дожить в квартире, где была так счастлива с папой?
Женя смотрела на маму, которую почему-то считала старой и больной. А ведь ей всего 61 год: в этом возрасте путешествуют, осваивают новое, выходят замуж… Увидев такую женщину на улице, Женя ни за что не назвала бы ее старушкой! Они с Олесей выглядят как сестры… и выражение лица сейчас одинаковое… Женю неожиданно разобрал смех. Но она подавила его и сказала:
— Конечно, имеет. Я не собираюсь претендовать на квартиру. Я просто из нее уйду. Да, деньги на квартплату тоже выделять не буду. Мама, я знаю, что твоей пенсии хватит. А тебе, Олеся, придется урезать свои расходы.
Сестра задохнулась, не в силах вымолвить ни слова. А ее муж вдруг обнял Олесю за плечи:
— Олесь, ты это… не шуми… Родичи, чтобы жить мирно, должны жить порознь. Женя, а тебе спасибо. Пока мальчишки были маленькие, ты нам очень помогала. Давно, знаешь, собирался сказать, да как-то повода не было. Ну и вот… если новоселье организовать надо, обращайся. Все, что нужно, на машине привезу.
